Название: Апофеоз лжи
Автор: eddiedelete
Пейринг: Итук/Кюхён через Шивон/Кюхён, Итук/Хичоль
Рейтинг: NC-17
Жанры: Ангст, Слэш (яой)
Предупреждения: ООС
Размер: мини
Описание: Ложь превратилась в способ выживания, стала катализатором чувств, то притупляя их, то ускоряя со скоростью света, въелась в мозг и заменила правду.
Размещение: запрещено
Часть 1
Часть 1
Солнце затопило город грязно-желтым светом, колючими лучами скользило по лицам прохожих, царапая молочную кожу шоколадным загаром. Воздух нагрелся до такой степени, что можно было увидеть, как плывет волнами асфальт и плавит резиновые шины автомобилей. Кожаные обвивки кресел сливались противной липкой жижей на пол, словно огромные черные змеи сбросили старую кожу.
Либо солнце сошло с ума, либо Чонсу просто не стоило смешивать кофеин с эфедрином…Да и добавлять анальгин тоже не стоило. Но работа двадцать пять часов в сутки восемь дней в неделю отнимала много энергии, а кофе (который он просто ненавидел) и энергетики не помогали восстановить силы, лишь убивали сон. Приходилось чем-то жертвовать. Например, здоровьем. Например, отрезками собственной жизни. Например, всем.
В городе уже давно осень...
В салоне было душно, но лидер специально не открывал окна и не впускал расслабляющий легкий ветер, гуляющий по закрытой парковке из вентиляций, продолжая мучить помутневшую голову скрипящей трелью. В висках, словно в колокольне, отбивало огромным железным звонком и эхом проносилось по сознанию. Можно было повторить и сгрызть целую пачку обезболивающих таблеток, но голова все равно не прекращала болеть, словно в ней добавили дополнительную функцию «постоянная боль».
Дождался. Знакомая машина проехала мимо, заезжая на свободное место. Место номер одиннадцать, зарегистрированное за Шивоном. Чонсу с напряженной силой вцепился в руль, как в спасительный буек, словно боялся, что собственные руки перестанут слушаться и упадут по бокам от кресла.
Можно было выдумать тысячу и одну причину, почему сюда приехал Кюхён. Но зачем выдумывать, когда ответ и так ясен.
…
Секс начинался с порога. Одежда по коридору, залу, спальне, словно ее специально разбрасывали как в сказке братьев Гримм. Найди и спаси. Кюхён упал на кровать, жесткие прутья которой скрипнули под весом его тела, а потом заскрипели еще сильнее, когда сверху присоединился Шивон.
Кю прикрыл веки, сжал их до солнечных вспышек, причиняя глазам неудобство. Когда свет сменился на темную пустоту, можно было реальные действия прокрутить в голове по собственному сюжету - представить, что ласкающие руки, терзающие в кровь губы, смешанное дыхание принадлежат лидеру, словно это не Шивон склонился над ним, не его одеколон, ударял в нос, и даже не его кровать терпела тяжесть двух людей.
Обманывать самого себя не просто, но иногда необходимо. Ложь превратилась в способ выживания, стала катализатором чувств, то притупляя их, то ускоряя со скоростью света, въелась в мозг и заменила правду.
Чонсу тоже мог бы сейчас так припадать к его губам, очерчивать языком линию подбородка, спускаться вниз по шее, оставляя на ней лиловые отметины, которые высосанные в линию напоминали собственнический ошейник. Его длинные пальцы так же скользили бы по ключицам, прижимались кулаком к ложбинке в груди, словно дарили тепло, раскрываясь ладонью на сердце. Тук..тук..бьется для одного человека.
Шивон кончиком языка задел сосок, и мощный разряд тока прошелся по всему телу. Кюхён выгнулся в пояснице навстречу ласке, продолжая мысленно представлять другого человека, который его не замечает и для которого работа важнее всего на свете, другие донсэны важнее него, милашка Кан Сора важнее всех. И пусть это всего лишь шоу. Все равно в жизни лидер никогда и никому не дарил столько нежности, сколько этой актрисе, именно такой нежности, в которой нуждался макнэ.
Подушечки пальцев, едва касаясь, словно боялись причинить боль, обрисовывали на животе старые шрамы, нежно, даже как-то по-матерински. Эти касания распаляли с удвоенной силой, потому что напоминали Чонсу, который часто так делал, пытаясь усыпить Кюхёна - жуткая авария несколько лет назад всплывала постоянно в голове младшего и не давала спать. Лидер приходил в их комнату, целовал в лоб Сонмина, который смущался, краснел и отворачивался лицом к стенке; потом Итук ложился рядом с макнэ, утыкался носом в его шею и водил длинными пальцами по едва затянувшимся рубцам. Кюхёна успокаивали спокойные движения, вырисовавшие мифические знаки, пьянящее дыхание на коже, сладкий запах горячего шоколада. Макнэ быстро засыпал, потому что с лидером, потому что вдвоем… Но просыпался всегда один, укутывался в три одеяла, пытаясь согреться, словно с Чонсу уходило тепло не только его тела, но и всего помещения.
Горячее дыхание над кожей вернуло Кюхёна в реальность. Коротенькие волоски на теле встали дыбом, забегали мурашки. Прямая дорожка поцелуев по ребрам к тазобедренной косточке, судорожный стон, взмокшая спина и ладони. Кюхён сжал мягкую ткань простыни, сминая в кулаках и оставляя на ней мутные пятна пота, когда пальцы Шивона, зацепившись за резинку боксеров, стянули их с макнэ и пробежались по возбужденному члену от основания до головки, разглаживая кожу.
Воздуха не хватало, словно стены надвигались друг на друга, стискивая кислород. Шивон осторожно раздвинул ноги Кю, инстинктивно двинувшись ближе. Макнэ бедрами сжал его бока, чувствуя, как к входу прижалась горячая головка.
Глаза до сих пор закрыты. Ложь в каждом выдохе, в каждом вздохе, в каждом прикосновении. Но так надо.
Кюхён прикусил край нижней губы, от чего соленость на языке смешалась с железным привкусом крови. Шивон медленно толкнулся вперед, входя лишь на половину, позволяя Кюхёну привыкнуть к новому ощущению наполненности.
Почему-то думалось не о том, а главное до сих пор, даже при возбуждении, думалось. Интересно, каково это ощущать в себе лидера, двигаться с ним в одном темпе, подстраиваться под его угол, делиться с ним остатками воздуха.
Можно было давно прийти к Чонсу и признаться, что любит его до безумия, до обсессивного расстройства, до всех психических отклонений. Любовь высокопроцентной соляной кислотой разрушала кору головного мозга, деформировала чувства, вливалась в кровь. Можно было давно прийти к Чонсу, но легче было отдаться другому человеку, лишь бы не раскрывать себя. Ведь любовь всегда можно проигнорировать, оттолкнуть, не принять. Кюхён никогда не считал себя трусом, но быть непринятым очень боялся.
Толчок на всю длину, точка запуска новой волны наслаждения. Кюхён обнял Шивона за шею, открывая глаза. Зря. Ответный взгляд, полный жалости, крюком отодвинул ребра, ломая хрупкие кости и острым наконечником царапая тонкую оболочку сердца.
- Не смотри так, - попросил Кюхён, поспешно двигая бедрами вперед и вбирая в себя больше жара. Больше остроты, больше боли.
- Прости. - Шивон поцеловал ласково, но опять в нежность протиснулось ненужное утешение.
Последний толчок.
В последний раз.
Очередная ложь.
…
Кюхён тихо открыл дверь, на цыпочках прошел коридор, чтобы не разбудить своих хёнов.
- Ты поздно. – Макнэ остановился у арки, ведущей в зал, не смея повернуться. Тук..тук..для одного человека.
- Встретил старых друзей, – n-ная ложь без зазрения совести соскользнула с языка и легко растворилась в воздухе.
Итук подошел близко к макнэ, даря ему теплую улыбку. Ямочка на щеке, взъерошенные волосы, сонные глаза. Почему он такой? Совершенный, словно не для этого мира.
Кюхён не вздрогнул, когда холодные пальцы очертили линию засосов на его шее и как будто специально прошлись острым ногтем по нежной коже.
- С друзьями? – спокойно переспросил Итук, разрывая тактильный контакт.
- Да.
- Ладно, иди спать.
- Хён, а ты? – Кю остановил его, схватив за руку. Потом быстро, словно обжегшись, отпустил.
- Мне надо работать. Завтра съемки, а сценарий до сих пор не продуман.
- Тебе помочь?
Итук покачал головой, чуть склонив ее на бок.
Бросить тело в окно с небоскреба и превратиться в кровавые брызги, лишь бы не чувствовать ни-че-го. «Хоть раз прими помощь, сделай вид, что кто-то тебе нужен».
- Это я и хотел услышать, - удовлетворенно сказал Кюхён. Какая по счету ложь?
- Я так и думал, - рассмеялся Итук.
На самом деле, врали оба.
Часть 2
Часть 2
Дождь затопил город своими слезами, заполнил каждый уголок улицы пасмурным настроением и мрачными лицами, которые смотрели с омерзением в окна и ненавидели слякоть. Капли грязными разводами стекали с кирпичных крыш на прямоугольные стекла, еще больше искажая осень.
Слиться с дождем, стать невидимкой, чтобы без гнилой лжи - лишь бы не притворяться.
Кюхён включил стеклоочистители, которые размазывали пыль, грязь и останки мертвых насекомых по всей поверхности. Пришлось сбавить скорость, потому что видимость ухудшилась, а мягкий разъезженный асфальт под истертыми гладкими шинами не прибавлял спокойствия.
Частый и сильный дождь барабанил по металлической крыше и накинул на дорогу туман. Видимость ограничилась до нуля. Теперь Кюхён не видел не только автомобиль перед собой, но и собственное боковое зеркало. Мимо на огромной скорости пролетела бешеная машина, забрызгав ветровое стекло. Необходимо остановиться, иначе одним трупом в морге станет больше.
Да и смысла нет следить за Итуком до конечного пункта. Кю был у Хичоль-хёна всего пару раз, но отлично запомнил дорогу к его дому. Как же все просто. Все это время он ревновал к Соре, которая была очень близка с лидером, и совершенно не заметил того, что Хичоль оказался еще ближе. Ирония.
…
Чонсу всегда сравнивал усмешку Хичоля с усмешкой Кю. Они делали это одинаково кривовато, уголком губ, но в тоже время совершенно по-разному. На лицо Хинима жесткими штрихами ложился скептицизм и недоверие и, хотя он по-прежнему оставался женственно красивым, грубость отражалась глазами и мимикой. В Кюхёне не было прямолинейных черт, лишь по-детски невинное лицо, которое иногда строило из себя умного взрослого. Итук очень надеялся, что макнэ не станет полностью перенимать эмоции ивил-хёна и не превратится в человека с ледяным сердцем.
Хичоль никогда не целовал лидера и не давал целовать себя, поэтому Чонсу не мог даже представить, каково это сминать пухлые губы самого младшего донсэна, раздвигать их языком и проникать внутрь, исследуя, пробуя, чувствуя. Какими они могли быть на вкус? Сладкая газировка, крепкий кофе или острые пряности? Чонсу мысленно ощущал странную смесь на своих губах, глотал слюну, но ничего не чувствовал.
Притяжение превратилось в психоз мозга, необходимость в нем – в навязчивую мысль. Кюхён всегда был рядом, но никогда так близко, чтобы можно было так же, как сейчас водить языком по солоноватой коже, терзать губами шею, выпирающие ключицы, покусывать соски, вбирая их в рот. Зарываться руками в мягкие волосы, сдувать отросшие пряди с глаз, слизывать капли пота с висков, чувствовать ладонью биение чужого сердца.
Хичоль больно впился ногтями в кожу плеч, словно пытался разодрать ее в мясо. От нетерпения сводило судорогой мышцы тела, желание вырывалось гейзером и растекалось по крови, разгоняя его в неистовые волны. Заканчивая растягивать, Чонсу вошел на всю длину, больно и быстро. Хичоль вскрикнул от резкого проникновения, запрокинув голову назад. Его стоны глушили вульгарностью и легкомыслием, что напрягало слух. Контраст. Голос Кюхёна отличался, не было ни одной похожей ноты, искренности, мелодичности. Лишиться бы слуха на некоторое время… Звук портил картину, пусть и лживую, представлять стало сложнее.
Ощущение, когда вокруг плоти сжималось горячее тело, можно было сравнить с полетом в бездну. Проникнуть в нее и затеряться. Кюхён мог бы так же сейчас извивать свое тело под ним, цепляться за скользкую шею, искать ртом воздух. Настроиться на один ритм, слиться в одно целое, выкрикивать его имя. Наверное, все так и есть. Только в чужой постели, в чужих объятиях, в противоположном конце города. С Шивоном.
- Заканчивай, - почти прошипел Хичоль, который не любил поцелуи, прелюдию, долгий секс. Он вообще всегда все делал по-быстрому, словно машинально, как робот. Хиниму нужна была разрядка, Чонсу нужен был Кюхён. Две разные потребности встречались в голом инстинкте. Любовь никогда не бывает чистой, что бы не говорили романтики.
Лидер ускорил темп, одновременно надрачивая член Хичоля в такт толчкам. Один в один. Чонсу все-таки затянул его в мокрый поцелуй, поспешно проникая языком в жаркий рот. Хиним сначала поморщился, пытался вытолкнуть, но, сдавшись (пожалев?), ответил. Поцелуй – неправда. Потому что это не те губы, не тот вкус, не тот язык. Не тот человек. Стало только хуже.
Светло-серая, словно весенний мутный снег, вязкая жидкость разбрызгала живот и испачкала ладонь.
Последнее движение.
Последний стон.
Очередная ложь, потому что сердце нуждалось в другом человеке.
…
Кюхён спал на кухне, положив голову на скрещенные руки. Этот ребенок мог заснуть в любом месте, в любой невообразимой позе. Чонсу едва заметно пробежался пальцами по открытой щеке, чувствуя, как по подушечкам пальцев разливается тепло. Ресницы макнэ вздрогнули, глаза удивленно приоткрылись.
- Я не спал, - пробормотал он, потирая слипшиеся веки и скрывая ладонью зевок.
- Лучше иди не спать в свою комнату. – Итук включил электрический чайник, наблюдая за тем, как в нем медленно закипает вода.
- Хён, а где ты был? Хёкджэ..эмм.хён уже давно вернулся.
Щелкнула кнопка – чайник вскипел.
- Надо было завезти Хиниму кое-какие бумажки, - почти не солгал, просто не договорил правду. Чонсу повернулся, натыкаясь на сгорбленную спину Кю. Интересно, о чем он сейчас думает?
- Что за бумажки?
- Это имеет значение? Кю, иди спать, а, - устало проговорил лидер. Не было сил даже выдумать нормальную ложь.
Кюхён нервно повел плечами, но ничего не сказал. Послушался лидера и ушел в свою комнату.
Врать до тошноты надоело.
Часть 3
Часть 3
Серость затопила город пробегающими унылыми буднями, сырыми листьями и холодным завывающим ветром. Небо истерлось от постоянных дождей, приобретая некрасивый крахмальный оттенок, давило землю осенней тяжестью.
Только недавно красное, отливающее багровыми тенями, солнце закатывалось за горизонт, оставляя в воздухе огненные разводы. Можно было наблюдать издалека, как город под ночь разгорался бушующим пламенем, словно море плескалось не волнами, а огнем. Сейчас же солнце напоминало бледно-желтый обруч, который медленно выкатывался ранним утром, закидывал город едва теплыми лучами и обратно закатывался под землю, оставляя людей на растерзание колючей осени.
Душный воздух заполнил салон машины и почему-то пах легким дымом и серой. Наверное, будет гроза…
Кюхён нервно стучал по рулю, напевая одну из своих любимых песен. Закрытая машина, закрытая парковка, звуковая изоляция, но все равно было слышно, как суетилась погода – дождь бился в истерике, ветер срывался на жуткие завывания. Ноябрь бесновался.
- Долго еще? – потеряв терпение, спросил Кю, прокрутив в голове уже пару песен. Чонсу быстро перебирал пальцами по клавиатуре, сверяя их с распечатанными графиками выступлений.
- Еще чуть-чуть. Для вас же стараюсь, - не отрываясь от экрана, проговорил лидер. - Ты можешь меня не ждать.
- Вообще-то, это моя машина.
- Оставь ключи, я закрою.
Кюхён недовольно поджал губы. Он ненавидел, когда его гоняли. Тем более, когда это делал Итук.
- Я подожду, - обиженно пробурчал Кю, откидываясь на спинку кресла.
Очень легко запутаться в своих чувствах… так же как в темном коридоре. Мрак скрывает стены, поэтому разглядеть опору практически нереально, зато реально споткнуться и упасть, больно ушибившись.
«Я подожду» - бессрочный приговор.
- Ну, вроде все. – Чонсу сложил ноутбук и бумажки в один портфель, закинув его на заднее кресло.
- Все это можно было сделать в общежитии, - Кюхён вытащил ключ из зажигания и посмотрел на лидера, который сладко потянулся. Белая футболка совсем чуть-чуть приподнялась, обнажая небольшой участок кожи. Резко понадобилась дополнительная порция воздуха, словно кулаком ударили под дых, выводя весь кислород. Так не бывает. Или бывает только у больных, страдающих обсессивными расстройствами.
Кюхён вздрогнул, когда холодная ладонь лидера легла на его теплый лоб.
- Ты хорошо себя чувствуешь?
Макнэ помотал головой, что могло означать как «да», так и «нет». Потом схватил ладонь лидера и отнял от себя. Любое прикосновение Чонсу отстукивало от сердца слепой болью.
- Тебе настолько противно, когда я тебя касаюсь? – Итук сжал отнятую ладонь в своей руке до хруста косточек, а потом ею же ударил по бардачку, отставляя на черной пластмассе небольшую вмятину.
Каждый из них гиперболически доводил эмоции до полнейшего исступления. Словно их заставили играть в мыльной опере, где каждые чувства сквозили дешевой сентиментальностью и жеманностью.
- Просто не люблю, когда ты ведешь себя как мамочка, - соврал Кюхён, мысленно поздравляя себя за тысячную ложь.
- Ты врешь, - внезапно выдал лидер. Его взгляд, направленный на Кю, проникал под кожу, заставляя все нутро сжиматься.
- С чего ты взял?
- Потому что я вру абсолютно так же.
Секунда, ответный взгляд, немое согласие и полное помешательство. Кто первый притянул в поцелуй не разобрать, потому что потянулись оба. Кюхён чертыхнулся в губы лидера из-за неудобной позы, но мокрый язык, скользнувший ему в рот, заставил забыть про то, что они находятся в пыльной машине, в закрытой парковке, в одном ряду с другими автомобилями, где возможно сидят люди. От чужих глаз спасали тонированные окна.
Черт, до сих пор не верится, что это правда. Кюхён сотни раз представлял себе этот поцелуй, прокручивал в голове, уже отчаявшись на его осуществление. На губах таял вкус горьких таблеток, которыми слишком часто баловался лидер, смешиваясь со сладкой мятой от недавно съеденной Кюхёном конфеты. Лидер прошелся по небу макнэ, надавливая кончиком языка, электрическими разрядами передававшее чужое возбуждение. Воздуха катастрофически не хватало, он застрял где-то в горле и не мог протиснуться между двумя языками. Хотелось продохнуть, но разорвать поцелуй означало потерять контакт. Поэтому Кюхён продолжал задыхаться от этой близости.
Чонсу первым оторвался от вишневых губ, глотая ртом кислород и параллельно развязывая с шеи Кю шарф. Потом резко потянул на себя. Кюхён больно стукнулся бедром о руль, прошипел что-то не очень приличное, но все-таки пересел на колени Чонсу. Это неправильно. Не в душной машине, не в унизительной позе, не при таких обстоятельствах. Но возбуждение не перекроить, оно накрепко вшилось в подсознание.
Сиденье отъехало назад, чуть приспустилась спинка кресла. Коленки упирались в плотную ткань обвивки, но никто и не обещал романтики. Все на уровне животных инстинктов.
Кюхён снял с себя куртку, потом помог то же самое проделать Итуку. Белая облегающая футболка на теле лидера как вторая кожа обрисовывала каждый рельеф. Кюхён припал губами к длинной шее, рукой забираясь под верхнюю одежду и пробегаясь пальцами по кубикам пресса, которые сокращались под такт рваного дыхания Чонсу. В голове ядовитый туман, все мысли вымерли. Есть только эта шея, эти губы, это тело.
Итук, не церемонясь, расстегнул ширинку на джинсах Кю, попутно приподнимая свои бедра. Это движение разрисовало гамму эмоций, Кюхён не сразу понял, что от него требуется. Он уткнулся лбом в спинку кресла над плечом лидера, дыхание не выравнивалось. Выпрямившись на коленях, макнэ стянул с себя чертовы джинсы вместе с боксерами.
- Теперь ты, - кончик языка проник в отверстие ушка, лаская его изнутри. Кюхён губами прикусил мочку, снова спускаясь к уже обрисованной засосами шее.
Стало невыносимо жарко, словно в самом центре преисподней у ног Сатаны, когда необработанного входа коснулась разгоряченная головка. Кюхён запрокинул голову назад, не сдерживая стон. Этого и не хватало Итуку. Звука. Голос Кюхёна ни с кем не спутаешь. Он настолько чувственен и мелодичен, что заставляет проводить несколько часов под ледяным душем, срываться ночью к Хичолю или к черту в какой-нибудь прокуренный клуб. Этот голос сводил с ума.
Кюхён медленно опускался на затвердевший член лидера, чувствуя каждой клеточкой тела резкую боль. Можно было подождать, подготовить себя, но от нетерпения сводило судорогой ноги, спазмами давило внизу живота.
Сколько тебя во мне? Это не отмерить сантиметрами, не обличить в геометрическую форму. Любовь вообще не измеряется.
Кюхён со всей силой вцепился в плечи лидера, что побелели костяшки пальцев.
- Не спеши, - тихий успокаивающий тон Чонсу слышался как будто издалека, в барабанных перепонках стучала кровь, словно пыталась выбраться наружу.
Полностью вобрав в себя Итука, Кюхён остановился, привыкая к боли и жару. Коленки тряслись и соскальзывали с кресла, руки не слушались, онемели, продолжая сминать в пальцах белую ткань, словно их загипсовали. Он чувствовал, как внутри пульсирует плоть лидера в предвкушении. Кю, чуть напрягая мышцы, сжался, вырывая вскрик из уст Чонсу.
- Не..делай..так… - через тяжелые вздохи просипел Итук, уже изнывая от желания двигаться в желанном теле. – Иначе...черт..все закончится..не..начавшись.
Кюхён уже не вслушивался в бессвязную речь лидера, полностью сосредоточившись на другом, более важном деле. Мучительно медленно приподнялся, чувствуя, как сужается мышца, потом резко подался вниз, насаживаясь на всю длину. Жар разливался по кровеносным сосудам, как вулканическая магма - невыносимо тяжело. Еще одно движение вверх-вниз, стоны и дыхание смешались в одно. Тянущая горячая лихорадка мириадами иголок пробивало тело. Мускусный запах возбуждения заполнил салон машины.
Чонсу подушечкой большого пальца коснулся головки, растирая смазку по все длине ствола. Кюхён задышал порывисто, часто, потому что очередной толчок достиг простаты. Лидер сжал твердый возбужденный член Кю и, пытаясь уравновесить все движения в один такт, провел до основания вниз и обратно.
Кофейный цвет глаз затонул в черном омуте, зрачки расширены. Вниз-вверх, увереннее, сильнее, резче. Чувствуя приближение оргазма, Кюхён впился в губы лидера, словно они раскрывались перед ним в последний раз.
Яркие стекла в калейдоскопе возбуждения взорвались медными вспышками. Они продолжали бешено целоваться, сплетая языки, полностью перенимая чужой вкус.
Потерялись в потоке времени, и когда ощущения кожа к коже испарилось, когда Кюхён застегнув ширинку, пересел обратно на водительское сиденье, поморщившись от дискомфорта, не сразу поняли, что произошло. Момент сумасшествия прошел, они снова перестали понимать друг друга.
Кто-то должен был сказать « я тебя люблю», но оба молчали. Усталость от лжи, от секса, от нехватки кислорода, вводило в летаргическое состояние.
- Это вышло случайно, да? – Итук смотрел сквозь тонированное ветровое стекло, сквозь кирпичную стену парковки, куда-то в неопределенную точку. Не это хотел сказать, вырвалось помимо воли. Слишком привык врать, поэтому правда давалась нелегко.
Кюхён усмехнулся, и если бы лидер перевел взгляд на макнэ, то увидел, как его глаза остекленели.
- Просто тяжелый день… - подыграл он Чонсу.
…
Ложь продолжалась. Кюхён делал вид, что все в порядке, когда лидер возвращался поздно ночью, позднее, чем обычно, а в общежитие разливался запах одеколона Хичоля. Итук делал вид, что все в порядке, когда на шее макнэ появлялись сине-красные засосы. Продолжали срываться в чужие квартиры, которые находились друг от друга на разных концах города.
- Что за? – Кюхён остановил машину у занятого парковочного места, которое специально забронировал для него Шивон.
- Зачем ты тут? – спросил Кю, с удивлением замечая присевшего на капот своей машины лидера.
- Решил занять это место, - пожал плечами Чонсу, скользя по лицу Кю спокойным взглядом.
- Вместо меня?
- Вместо Шивона.
До Кюхёна не сразу дошел смысл произнесенных слов, а когда все-таки дошел, сложно было поверить, что Итук действительно это сказал. Может, оговорился?
- Не понимаю…
Лидер вздохнул.
- Шивон мне как брат, но если я хоть раз увижу вас вместе, то печальная история Каина и Авеля повторится, - сказал с улыбкой, но в голосе абсолютная серьезность.
- А Хичоль? – Кюхён пытался переварить навалившуюся информацию, не до конца разбирая, где начинается правда.
- А Шивон?
- Значит ты тоже? – Кюхён подошел к Итуку, заглядывая в лучистые глаза.
- Уже давно… - лгать можно бесконечно много, а для простого признания в любви всегда не хватает слов.
Город затопило спокойствием до следующей лжи.
Автор: eddiedelete
Пейринг: Итук/Кюхён через Шивон/Кюхён, Итук/Хичоль
Рейтинг: NC-17
Жанры: Ангст, Слэш (яой)
Предупреждения: ООС
Размер: мини
Описание: Ложь превратилась в способ выживания, стала катализатором чувств, то притупляя их, то ускоряя со скоростью света, въелась в мозг и заменила правду.
Размещение: запрещено
Часть 1
Часть 1
Солнце затопило город грязно-желтым светом, колючими лучами скользило по лицам прохожих, царапая молочную кожу шоколадным загаром. Воздух нагрелся до такой степени, что можно было увидеть, как плывет волнами асфальт и плавит резиновые шины автомобилей. Кожаные обвивки кресел сливались противной липкой жижей на пол, словно огромные черные змеи сбросили старую кожу.
Либо солнце сошло с ума, либо Чонсу просто не стоило смешивать кофеин с эфедрином…Да и добавлять анальгин тоже не стоило. Но работа двадцать пять часов в сутки восемь дней в неделю отнимала много энергии, а кофе (который он просто ненавидел) и энергетики не помогали восстановить силы, лишь убивали сон. Приходилось чем-то жертвовать. Например, здоровьем. Например, отрезками собственной жизни. Например, всем.
В городе уже давно осень...
В салоне было душно, но лидер специально не открывал окна и не впускал расслабляющий легкий ветер, гуляющий по закрытой парковке из вентиляций, продолжая мучить помутневшую голову скрипящей трелью. В висках, словно в колокольне, отбивало огромным железным звонком и эхом проносилось по сознанию. Можно было повторить и сгрызть целую пачку обезболивающих таблеток, но голова все равно не прекращала болеть, словно в ней добавили дополнительную функцию «постоянная боль».
Дождался. Знакомая машина проехала мимо, заезжая на свободное место. Место номер одиннадцать, зарегистрированное за Шивоном. Чонсу с напряженной силой вцепился в руль, как в спасительный буек, словно боялся, что собственные руки перестанут слушаться и упадут по бокам от кресла.
Можно было выдумать тысячу и одну причину, почему сюда приехал Кюхён. Но зачем выдумывать, когда ответ и так ясен.
…
Секс начинался с порога. Одежда по коридору, залу, спальне, словно ее специально разбрасывали как в сказке братьев Гримм. Найди и спаси. Кюхён упал на кровать, жесткие прутья которой скрипнули под весом его тела, а потом заскрипели еще сильнее, когда сверху присоединился Шивон.
Кю прикрыл веки, сжал их до солнечных вспышек, причиняя глазам неудобство. Когда свет сменился на темную пустоту, можно было реальные действия прокрутить в голове по собственному сюжету - представить, что ласкающие руки, терзающие в кровь губы, смешанное дыхание принадлежат лидеру, словно это не Шивон склонился над ним, не его одеколон, ударял в нос, и даже не его кровать терпела тяжесть двух людей.
Обманывать самого себя не просто, но иногда необходимо. Ложь превратилась в способ выживания, стала катализатором чувств, то притупляя их, то ускоряя со скоростью света, въелась в мозг и заменила правду.
Чонсу тоже мог бы сейчас так припадать к его губам, очерчивать языком линию подбородка, спускаться вниз по шее, оставляя на ней лиловые отметины, которые высосанные в линию напоминали собственнический ошейник. Его длинные пальцы так же скользили бы по ключицам, прижимались кулаком к ложбинке в груди, словно дарили тепло, раскрываясь ладонью на сердце. Тук..тук..бьется для одного человека.
Шивон кончиком языка задел сосок, и мощный разряд тока прошелся по всему телу. Кюхён выгнулся в пояснице навстречу ласке, продолжая мысленно представлять другого человека, который его не замечает и для которого работа важнее всего на свете, другие донсэны важнее него, милашка Кан Сора важнее всех. И пусть это всего лишь шоу. Все равно в жизни лидер никогда и никому не дарил столько нежности, сколько этой актрисе, именно такой нежности, в которой нуждался макнэ.
Подушечки пальцев, едва касаясь, словно боялись причинить боль, обрисовывали на животе старые шрамы, нежно, даже как-то по-матерински. Эти касания распаляли с удвоенной силой, потому что напоминали Чонсу, который часто так делал, пытаясь усыпить Кюхёна - жуткая авария несколько лет назад всплывала постоянно в голове младшего и не давала спать. Лидер приходил в их комнату, целовал в лоб Сонмина, который смущался, краснел и отворачивался лицом к стенке; потом Итук ложился рядом с макнэ, утыкался носом в его шею и водил длинными пальцами по едва затянувшимся рубцам. Кюхёна успокаивали спокойные движения, вырисовавшие мифические знаки, пьянящее дыхание на коже, сладкий запах горячего шоколада. Макнэ быстро засыпал, потому что с лидером, потому что вдвоем… Но просыпался всегда один, укутывался в три одеяла, пытаясь согреться, словно с Чонсу уходило тепло не только его тела, но и всего помещения.
Горячее дыхание над кожей вернуло Кюхёна в реальность. Коротенькие волоски на теле встали дыбом, забегали мурашки. Прямая дорожка поцелуев по ребрам к тазобедренной косточке, судорожный стон, взмокшая спина и ладони. Кюхён сжал мягкую ткань простыни, сминая в кулаках и оставляя на ней мутные пятна пота, когда пальцы Шивона, зацепившись за резинку боксеров, стянули их с макнэ и пробежались по возбужденному члену от основания до головки, разглаживая кожу.
Воздуха не хватало, словно стены надвигались друг на друга, стискивая кислород. Шивон осторожно раздвинул ноги Кю, инстинктивно двинувшись ближе. Макнэ бедрами сжал его бока, чувствуя, как к входу прижалась горячая головка.
Глаза до сих пор закрыты. Ложь в каждом выдохе, в каждом вздохе, в каждом прикосновении. Но так надо.
Кюхён прикусил край нижней губы, от чего соленость на языке смешалась с железным привкусом крови. Шивон медленно толкнулся вперед, входя лишь на половину, позволяя Кюхёну привыкнуть к новому ощущению наполненности.
Почему-то думалось не о том, а главное до сих пор, даже при возбуждении, думалось. Интересно, каково это ощущать в себе лидера, двигаться с ним в одном темпе, подстраиваться под его угол, делиться с ним остатками воздуха.
Можно было давно прийти к Чонсу и признаться, что любит его до безумия, до обсессивного расстройства, до всех психических отклонений. Любовь высокопроцентной соляной кислотой разрушала кору головного мозга, деформировала чувства, вливалась в кровь. Можно было давно прийти к Чонсу, но легче было отдаться другому человеку, лишь бы не раскрывать себя. Ведь любовь всегда можно проигнорировать, оттолкнуть, не принять. Кюхён никогда не считал себя трусом, но быть непринятым очень боялся.
Толчок на всю длину, точка запуска новой волны наслаждения. Кюхён обнял Шивона за шею, открывая глаза. Зря. Ответный взгляд, полный жалости, крюком отодвинул ребра, ломая хрупкие кости и острым наконечником царапая тонкую оболочку сердца.
- Не смотри так, - попросил Кюхён, поспешно двигая бедрами вперед и вбирая в себя больше жара. Больше остроты, больше боли.
- Прости. - Шивон поцеловал ласково, но опять в нежность протиснулось ненужное утешение.
Последний толчок.
В последний раз.
Очередная ложь.
…
Кюхён тихо открыл дверь, на цыпочках прошел коридор, чтобы не разбудить своих хёнов.
- Ты поздно. – Макнэ остановился у арки, ведущей в зал, не смея повернуться. Тук..тук..для одного человека.
- Встретил старых друзей, – n-ная ложь без зазрения совести соскользнула с языка и легко растворилась в воздухе.
Итук подошел близко к макнэ, даря ему теплую улыбку. Ямочка на щеке, взъерошенные волосы, сонные глаза. Почему он такой? Совершенный, словно не для этого мира.
Кюхён не вздрогнул, когда холодные пальцы очертили линию засосов на его шее и как будто специально прошлись острым ногтем по нежной коже.
- С друзьями? – спокойно переспросил Итук, разрывая тактильный контакт.
- Да.
- Ладно, иди спать.
- Хён, а ты? – Кю остановил его, схватив за руку. Потом быстро, словно обжегшись, отпустил.
- Мне надо работать. Завтра съемки, а сценарий до сих пор не продуман.
- Тебе помочь?
Итук покачал головой, чуть склонив ее на бок.
Бросить тело в окно с небоскреба и превратиться в кровавые брызги, лишь бы не чувствовать ни-че-го. «Хоть раз прими помощь, сделай вид, что кто-то тебе нужен».
- Это я и хотел услышать, - удовлетворенно сказал Кюхён. Какая по счету ложь?
- Я так и думал, - рассмеялся Итук.
На самом деле, врали оба.
Часть 2
Часть 2
Дождь затопил город своими слезами, заполнил каждый уголок улицы пасмурным настроением и мрачными лицами, которые смотрели с омерзением в окна и ненавидели слякоть. Капли грязными разводами стекали с кирпичных крыш на прямоугольные стекла, еще больше искажая осень.
Слиться с дождем, стать невидимкой, чтобы без гнилой лжи - лишь бы не притворяться.
Кюхён включил стеклоочистители, которые размазывали пыль, грязь и останки мертвых насекомых по всей поверхности. Пришлось сбавить скорость, потому что видимость ухудшилась, а мягкий разъезженный асфальт под истертыми гладкими шинами не прибавлял спокойствия.
Частый и сильный дождь барабанил по металлической крыше и накинул на дорогу туман. Видимость ограничилась до нуля. Теперь Кюхён не видел не только автомобиль перед собой, но и собственное боковое зеркало. Мимо на огромной скорости пролетела бешеная машина, забрызгав ветровое стекло. Необходимо остановиться, иначе одним трупом в морге станет больше.
Да и смысла нет следить за Итуком до конечного пункта. Кю был у Хичоль-хёна всего пару раз, но отлично запомнил дорогу к его дому. Как же все просто. Все это время он ревновал к Соре, которая была очень близка с лидером, и совершенно не заметил того, что Хичоль оказался еще ближе. Ирония.
…
Чонсу всегда сравнивал усмешку Хичоля с усмешкой Кю. Они делали это одинаково кривовато, уголком губ, но в тоже время совершенно по-разному. На лицо Хинима жесткими штрихами ложился скептицизм и недоверие и, хотя он по-прежнему оставался женственно красивым, грубость отражалась глазами и мимикой. В Кюхёне не было прямолинейных черт, лишь по-детски невинное лицо, которое иногда строило из себя умного взрослого. Итук очень надеялся, что макнэ не станет полностью перенимать эмоции ивил-хёна и не превратится в человека с ледяным сердцем.
Хичоль никогда не целовал лидера и не давал целовать себя, поэтому Чонсу не мог даже представить, каково это сминать пухлые губы самого младшего донсэна, раздвигать их языком и проникать внутрь, исследуя, пробуя, чувствуя. Какими они могли быть на вкус? Сладкая газировка, крепкий кофе или острые пряности? Чонсу мысленно ощущал странную смесь на своих губах, глотал слюну, но ничего не чувствовал.
Притяжение превратилось в психоз мозга, необходимость в нем – в навязчивую мысль. Кюхён всегда был рядом, но никогда так близко, чтобы можно было так же, как сейчас водить языком по солоноватой коже, терзать губами шею, выпирающие ключицы, покусывать соски, вбирая их в рот. Зарываться руками в мягкие волосы, сдувать отросшие пряди с глаз, слизывать капли пота с висков, чувствовать ладонью биение чужого сердца.
Хичоль больно впился ногтями в кожу плеч, словно пытался разодрать ее в мясо. От нетерпения сводило судорогой мышцы тела, желание вырывалось гейзером и растекалось по крови, разгоняя его в неистовые волны. Заканчивая растягивать, Чонсу вошел на всю длину, больно и быстро. Хичоль вскрикнул от резкого проникновения, запрокинув голову назад. Его стоны глушили вульгарностью и легкомыслием, что напрягало слух. Контраст. Голос Кюхёна отличался, не было ни одной похожей ноты, искренности, мелодичности. Лишиться бы слуха на некоторое время… Звук портил картину, пусть и лживую, представлять стало сложнее.
Ощущение, когда вокруг плоти сжималось горячее тело, можно было сравнить с полетом в бездну. Проникнуть в нее и затеряться. Кюхён мог бы так же сейчас извивать свое тело под ним, цепляться за скользкую шею, искать ртом воздух. Настроиться на один ритм, слиться в одно целое, выкрикивать его имя. Наверное, все так и есть. Только в чужой постели, в чужих объятиях, в противоположном конце города. С Шивоном.
- Заканчивай, - почти прошипел Хичоль, который не любил поцелуи, прелюдию, долгий секс. Он вообще всегда все делал по-быстрому, словно машинально, как робот. Хиниму нужна была разрядка, Чонсу нужен был Кюхён. Две разные потребности встречались в голом инстинкте. Любовь никогда не бывает чистой, что бы не говорили романтики.
Лидер ускорил темп, одновременно надрачивая член Хичоля в такт толчкам. Один в один. Чонсу все-таки затянул его в мокрый поцелуй, поспешно проникая языком в жаркий рот. Хиним сначала поморщился, пытался вытолкнуть, но, сдавшись (пожалев?), ответил. Поцелуй – неправда. Потому что это не те губы, не тот вкус, не тот язык. Не тот человек. Стало только хуже.
Светло-серая, словно весенний мутный снег, вязкая жидкость разбрызгала живот и испачкала ладонь.
Последнее движение.
Последний стон.
Очередная ложь, потому что сердце нуждалось в другом человеке.
…
Кюхён спал на кухне, положив голову на скрещенные руки. Этот ребенок мог заснуть в любом месте, в любой невообразимой позе. Чонсу едва заметно пробежался пальцами по открытой щеке, чувствуя, как по подушечкам пальцев разливается тепло. Ресницы макнэ вздрогнули, глаза удивленно приоткрылись.
- Я не спал, - пробормотал он, потирая слипшиеся веки и скрывая ладонью зевок.
- Лучше иди не спать в свою комнату. – Итук включил электрический чайник, наблюдая за тем, как в нем медленно закипает вода.
- Хён, а где ты был? Хёкджэ..эмм.хён уже давно вернулся.
Щелкнула кнопка – чайник вскипел.
- Надо было завезти Хиниму кое-какие бумажки, - почти не солгал, просто не договорил правду. Чонсу повернулся, натыкаясь на сгорбленную спину Кю. Интересно, о чем он сейчас думает?
- Что за бумажки?
- Это имеет значение? Кю, иди спать, а, - устало проговорил лидер. Не было сил даже выдумать нормальную ложь.
Кюхён нервно повел плечами, но ничего не сказал. Послушался лидера и ушел в свою комнату.
Врать до тошноты надоело.
Часть 3
Часть 3
Серость затопила город пробегающими унылыми буднями, сырыми листьями и холодным завывающим ветром. Небо истерлось от постоянных дождей, приобретая некрасивый крахмальный оттенок, давило землю осенней тяжестью.
Только недавно красное, отливающее багровыми тенями, солнце закатывалось за горизонт, оставляя в воздухе огненные разводы. Можно было наблюдать издалека, как город под ночь разгорался бушующим пламенем, словно море плескалось не волнами, а огнем. Сейчас же солнце напоминало бледно-желтый обруч, который медленно выкатывался ранним утром, закидывал город едва теплыми лучами и обратно закатывался под землю, оставляя людей на растерзание колючей осени.
Душный воздух заполнил салон машины и почему-то пах легким дымом и серой. Наверное, будет гроза…
Кюхён нервно стучал по рулю, напевая одну из своих любимых песен. Закрытая машина, закрытая парковка, звуковая изоляция, но все равно было слышно, как суетилась погода – дождь бился в истерике, ветер срывался на жуткие завывания. Ноябрь бесновался.
- Долго еще? – потеряв терпение, спросил Кю, прокрутив в голове уже пару песен. Чонсу быстро перебирал пальцами по клавиатуре, сверяя их с распечатанными графиками выступлений.
- Еще чуть-чуть. Для вас же стараюсь, - не отрываясь от экрана, проговорил лидер. - Ты можешь меня не ждать.
- Вообще-то, это моя машина.
- Оставь ключи, я закрою.
Кюхён недовольно поджал губы. Он ненавидел, когда его гоняли. Тем более, когда это делал Итук.
- Я подожду, - обиженно пробурчал Кю, откидываясь на спинку кресла.
Очень легко запутаться в своих чувствах… так же как в темном коридоре. Мрак скрывает стены, поэтому разглядеть опору практически нереально, зато реально споткнуться и упасть, больно ушибившись.
«Я подожду» - бессрочный приговор.
- Ну, вроде все. – Чонсу сложил ноутбук и бумажки в один портфель, закинув его на заднее кресло.
- Все это можно было сделать в общежитии, - Кюхён вытащил ключ из зажигания и посмотрел на лидера, который сладко потянулся. Белая футболка совсем чуть-чуть приподнялась, обнажая небольшой участок кожи. Резко понадобилась дополнительная порция воздуха, словно кулаком ударили под дых, выводя весь кислород. Так не бывает. Или бывает только у больных, страдающих обсессивными расстройствами.
Кюхён вздрогнул, когда холодная ладонь лидера легла на его теплый лоб.
- Ты хорошо себя чувствуешь?
Макнэ помотал головой, что могло означать как «да», так и «нет». Потом схватил ладонь лидера и отнял от себя. Любое прикосновение Чонсу отстукивало от сердца слепой болью.
- Тебе настолько противно, когда я тебя касаюсь? – Итук сжал отнятую ладонь в своей руке до хруста косточек, а потом ею же ударил по бардачку, отставляя на черной пластмассе небольшую вмятину.
Каждый из них гиперболически доводил эмоции до полнейшего исступления. Словно их заставили играть в мыльной опере, где каждые чувства сквозили дешевой сентиментальностью и жеманностью.
- Просто не люблю, когда ты ведешь себя как мамочка, - соврал Кюхён, мысленно поздравляя себя за тысячную ложь.
- Ты врешь, - внезапно выдал лидер. Его взгляд, направленный на Кю, проникал под кожу, заставляя все нутро сжиматься.
- С чего ты взял?
- Потому что я вру абсолютно так же.
Секунда, ответный взгляд, немое согласие и полное помешательство. Кто первый притянул в поцелуй не разобрать, потому что потянулись оба. Кюхён чертыхнулся в губы лидера из-за неудобной позы, но мокрый язык, скользнувший ему в рот, заставил забыть про то, что они находятся в пыльной машине, в закрытой парковке, в одном ряду с другими автомобилями, где возможно сидят люди. От чужих глаз спасали тонированные окна.
Черт, до сих пор не верится, что это правда. Кюхён сотни раз представлял себе этот поцелуй, прокручивал в голове, уже отчаявшись на его осуществление. На губах таял вкус горьких таблеток, которыми слишком часто баловался лидер, смешиваясь со сладкой мятой от недавно съеденной Кюхёном конфеты. Лидер прошелся по небу макнэ, надавливая кончиком языка, электрическими разрядами передававшее чужое возбуждение. Воздуха катастрофически не хватало, он застрял где-то в горле и не мог протиснуться между двумя языками. Хотелось продохнуть, но разорвать поцелуй означало потерять контакт. Поэтому Кюхён продолжал задыхаться от этой близости.
Чонсу первым оторвался от вишневых губ, глотая ртом кислород и параллельно развязывая с шеи Кю шарф. Потом резко потянул на себя. Кюхён больно стукнулся бедром о руль, прошипел что-то не очень приличное, но все-таки пересел на колени Чонсу. Это неправильно. Не в душной машине, не в унизительной позе, не при таких обстоятельствах. Но возбуждение не перекроить, оно накрепко вшилось в подсознание.
Сиденье отъехало назад, чуть приспустилась спинка кресла. Коленки упирались в плотную ткань обвивки, но никто и не обещал романтики. Все на уровне животных инстинктов.
Кюхён снял с себя куртку, потом помог то же самое проделать Итуку. Белая облегающая футболка на теле лидера как вторая кожа обрисовывала каждый рельеф. Кюхён припал губами к длинной шее, рукой забираясь под верхнюю одежду и пробегаясь пальцами по кубикам пресса, которые сокращались под такт рваного дыхания Чонсу. В голове ядовитый туман, все мысли вымерли. Есть только эта шея, эти губы, это тело.
Итук, не церемонясь, расстегнул ширинку на джинсах Кю, попутно приподнимая свои бедра. Это движение разрисовало гамму эмоций, Кюхён не сразу понял, что от него требуется. Он уткнулся лбом в спинку кресла над плечом лидера, дыхание не выравнивалось. Выпрямившись на коленях, макнэ стянул с себя чертовы джинсы вместе с боксерами.
- Теперь ты, - кончик языка проник в отверстие ушка, лаская его изнутри. Кюхён губами прикусил мочку, снова спускаясь к уже обрисованной засосами шее.
Стало невыносимо жарко, словно в самом центре преисподней у ног Сатаны, когда необработанного входа коснулась разгоряченная головка. Кюхён запрокинул голову назад, не сдерживая стон. Этого и не хватало Итуку. Звука. Голос Кюхёна ни с кем не спутаешь. Он настолько чувственен и мелодичен, что заставляет проводить несколько часов под ледяным душем, срываться ночью к Хичолю или к черту в какой-нибудь прокуренный клуб. Этот голос сводил с ума.
Кюхён медленно опускался на затвердевший член лидера, чувствуя каждой клеточкой тела резкую боль. Можно было подождать, подготовить себя, но от нетерпения сводило судорогой ноги, спазмами давило внизу живота.
Сколько тебя во мне? Это не отмерить сантиметрами, не обличить в геометрическую форму. Любовь вообще не измеряется.
Кюхён со всей силой вцепился в плечи лидера, что побелели костяшки пальцев.
- Не спеши, - тихий успокаивающий тон Чонсу слышался как будто издалека, в барабанных перепонках стучала кровь, словно пыталась выбраться наружу.
Полностью вобрав в себя Итука, Кюхён остановился, привыкая к боли и жару. Коленки тряслись и соскальзывали с кресла, руки не слушались, онемели, продолжая сминать в пальцах белую ткань, словно их загипсовали. Он чувствовал, как внутри пульсирует плоть лидера в предвкушении. Кю, чуть напрягая мышцы, сжался, вырывая вскрик из уст Чонсу.
- Не..делай..так… - через тяжелые вздохи просипел Итук, уже изнывая от желания двигаться в желанном теле. – Иначе...черт..все закончится..не..начавшись.
Кюхён уже не вслушивался в бессвязную речь лидера, полностью сосредоточившись на другом, более важном деле. Мучительно медленно приподнялся, чувствуя, как сужается мышца, потом резко подался вниз, насаживаясь на всю длину. Жар разливался по кровеносным сосудам, как вулканическая магма - невыносимо тяжело. Еще одно движение вверх-вниз, стоны и дыхание смешались в одно. Тянущая горячая лихорадка мириадами иголок пробивало тело. Мускусный запах возбуждения заполнил салон машины.
Чонсу подушечкой большого пальца коснулся головки, растирая смазку по все длине ствола. Кюхён задышал порывисто, часто, потому что очередной толчок достиг простаты. Лидер сжал твердый возбужденный член Кю и, пытаясь уравновесить все движения в один такт, провел до основания вниз и обратно.
Кофейный цвет глаз затонул в черном омуте, зрачки расширены. Вниз-вверх, увереннее, сильнее, резче. Чувствуя приближение оргазма, Кюхён впился в губы лидера, словно они раскрывались перед ним в последний раз.
Яркие стекла в калейдоскопе возбуждения взорвались медными вспышками. Они продолжали бешено целоваться, сплетая языки, полностью перенимая чужой вкус.
Потерялись в потоке времени, и когда ощущения кожа к коже испарилось, когда Кюхён застегнув ширинку, пересел обратно на водительское сиденье, поморщившись от дискомфорта, не сразу поняли, что произошло. Момент сумасшествия прошел, они снова перестали понимать друг друга.
Кто-то должен был сказать « я тебя люблю», но оба молчали. Усталость от лжи, от секса, от нехватки кислорода, вводило в летаргическое состояние.
- Это вышло случайно, да? – Итук смотрел сквозь тонированное ветровое стекло, сквозь кирпичную стену парковки, куда-то в неопределенную точку. Не это хотел сказать, вырвалось помимо воли. Слишком привык врать, поэтому правда давалась нелегко.
Кюхён усмехнулся, и если бы лидер перевел взгляд на макнэ, то увидел, как его глаза остекленели.
- Просто тяжелый день… - подыграл он Чонсу.
…
Ложь продолжалась. Кюхён делал вид, что все в порядке, когда лидер возвращался поздно ночью, позднее, чем обычно, а в общежитие разливался запах одеколона Хичоля. Итук делал вид, что все в порядке, когда на шее макнэ появлялись сине-красные засосы. Продолжали срываться в чужие квартиры, которые находились друг от друга на разных концах города.
- Что за? – Кюхён остановил машину у занятого парковочного места, которое специально забронировал для него Шивон.
- Зачем ты тут? – спросил Кю, с удивлением замечая присевшего на капот своей машины лидера.
- Решил занять это место, - пожал плечами Чонсу, скользя по лицу Кю спокойным взглядом.
- Вместо меня?
- Вместо Шивона.
До Кюхёна не сразу дошел смысл произнесенных слов, а когда все-таки дошел, сложно было поверить, что Итук действительно это сказал. Может, оговорился?
- Не понимаю…
Лидер вздохнул.
- Шивон мне как брат, но если я хоть раз увижу вас вместе, то печальная история Каина и Авеля повторится, - сказал с улыбкой, но в голосе абсолютная серьезность.
- А Хичоль? – Кюхён пытался переварить навалившуюся информацию, не до конца разбирая, где начинается правда.
- А Шивон?
- Значит ты тоже? – Кюхён подошел к Итуку, заглядывая в лучистые глаза.
- Уже давно… - лгать можно бесконечно много, а для простого признания в любви всегда не хватает слов.
Город затопило спокойствием до следующей лжи.
-
-
17.03.2012 в 20:38-
-
08.06.2012 в 16:52-
-
08.06.2012 в 18:33