[freak-home's адовый шиншилл^2] В 21.00 по полудню чаепитие началось.
Название: 5 Years Of Cares
Автор: freak-trio
Бета: Глава Эстетов Быдлограда
Персонажи: Рёук, Йесон, Кюхён
Рейтин: G
Жанр/тип: джен
Размер: мини
Посвящение: с благодарностями и поздравлениями этим светлым, талантливым и работоспособным людям!
Рёук начинает греть пальцы еще за пару дней до.
Упаковав свою сумку, он вертится около Чонуна, помогая со сборами. Тот считает, что Рёук только мешается, потому что вытаскивать из его рюкзака засунутые туда комом шмотки и складывать их аккуратно – не помощь, а лишняя трата времени, которое уходит, как песок сквозь пальцы.
У Йесона еще ни разу перед концертом не было такого ощущения, что кто-то сильный и большой «наверху» перевернул стеклянку песочных часов с намеком «не успеешь – все пропало». Суетится Рёук, суетится Чонун, вещи прячутся по внезапным местам, отказываясь уезжать, что только добавляет нервозности и какой-то обреченности в воздух.
Полет над пропастью под звучащее в мыслях Рёука «Сердцебиение» останавливает зашедший в комнату Кюхён, резко переводя тему, как ни странно, на «7 лет любви».
Кюхён сегодня начинает рано. Обычно он только с утра перед выступлением отстраняется от окружения, словно обматывая себя пищевым полиэтиленом. До Сцены еще два дня, а он уже «в пленке» - глаза мутные, движения негнущиеся и заторможенные, все молчком.
Когда он такой, то всем с ним проще. Он берет сумку Рёука, сует ему в руки теплые кожаные перчатки и идет на выход. Перчатки пахнут кожей и дубильными веществами. Внутри натуральный мех, и Рё, натянув их, долго стоит, рассматривая и вертя туда-сюда: тыльная сторона - ладонь. За это время Йесон успевает собраться до конца, а руки у Рёука – взмокнуть.
Пока спускаются, младший с сожалением снимает подарок и прячет в карманы кожаной куртки, застегивая молнию на ней до упора. Воротник немного давит из-за намотанного внутри шарфа, но так не будет поддувать. Чонун как всегда нараспашку, щеголяя свитером из тонкой шерсти и чуть ли не подметая полы длинным белым шарфом. Рёук всегда завидует его способности выделять тепло в окружающую среду даже на улице на ветру в хороший минус. Он цепляет его под локоть, засовывая руки в его же карманы драпового пальто.
Рёук считает, что у хёна отличный вкус. А вот Кюхёну не мешало бы уже сменить свой красный дутый пуховик, из которого он не вылезает с ранней осени до поздней весны, на что-то более приемлемое. Но Кюхён сарказничает, что привлекать к себе внимание не намерен – яркий цвет и ширпотребный фасон прекрасно отвлекают от его лица, позволяя сливаться с толпой.
Спускаться с младшим на хвосте неудобно, но, во-первых, это всего лишь пара этажей, во-вторых, перед большими мероприятиями Чонун тоже меняется. Становится флегматичным, как еж, уже запасшийся перед холодами провизией на зиму и дожевывающий последнюю пойманную в этом сезоне полевку. Висящий на руке Рёук – не та помеха, которая может вывести его из этого состояния. Другое дело, что в этот раз он тоже рано. Эта осень горазда на ранние, неожиданные события. Вот и последняя ниточка с Хангёном оборвалась, вот и некому учить тонсэнов, как правильно вести себя на камеру. Тонсэны уже давно и сами профи в этом деле, но Хичхоль все равно разбирается в этом лучше. Как ни крути, такое – всегда рано и неожиданно.
До микроавтобуса по улице – пара шагов, но Рёук всегда на автомате застегивается на пороге, куда бы ни шел. А сейчас это и не лишнее – в салоне холодно. Он проходит мимо устроившегося ближе к водителю Кюхёна, рядом с которым на сиденье его сумка, и садится под бок Чонуна, забившегося в самый конец. Они еще не успевают тронуться, а младший уже заворачивает руки в его шарф и, умостив голову ему на плечо, пытается настроить себя на сон. Из головы не идет «Ангел», все вертясь и вертясь. Увязая на зубах так, что остается только ритм и мелодия, но слова застревают где-то на подкорке, не имея возможности пробиться в сознание. Рёук пугается как перед первым выходом на сцену – вдруг они не придут на язык и прямо перед тысячной аудиторией?
Чонун вздрагивает, словно мысли Рёука, пробивши висок, проникли под его кожу прямо через рукав пальто, свитера и майки. Или словно от этого виска по той же схеме разлился холод вечной мерзлоты.
- Это не первый и не последний концерт, Рё, - говорит он, не вынимая пуговицы наушников, через которые на полную громкость долбит «Чикагская ночь». - Далеко не последний.
Йесон сидит, откинувшись на подголовник и закрыв глаза, но на последних словах кивает, будто смотрит собеседнику в лицо. От движения голову Рёука легонько встряхивает, но этого словно хватает, чтобы калейдоскоп сложился в красивую картинку – «Ангел» сменяется «Хитом», который врывается в сознание, прихватив с собой и лирику.
Когда они выезжают за город, младший успевает уже настолько перекрутить шарф Йесона, что тот начинает задыхаться и отмахиваться, предлагая пойти уже поиздеваться над Кюхёном, «а то от тебя жарко, и хён спать хочет». Рёуку не хочется уходить с нагретого места, но напоминание о схлопнувшемся в себя Маннэ нажимает на нервные узлы совести, и та нетактично подталкивает колким пальцем под лопатку - «да-да, вали, проведай».
Убедившись, что у Йесона больше «не торчат изо рта мышиные хвостики», и он действительно дремлет, а не в анабиозе, Рёук перебирается через багаж к Кюхёну. Сначала садится напротив, осматривая Маннэ с головы до мысков начищенных туфлей. Ну вот, еще одна несуразица – кто обувает дорогие брендовые туфли под пуховик?
Трэк сменяется на китайское Кюхёновское соло «Новая бесконечная любовь». Понаблюдав некоторое время, Рё старается уловить, что его смущает в Маннэ. Потом понимает, что тот смотрит в окно на проносящиеся поля, не мигая. Боясь спровоцировать его на резкие движения, точно хитрую кобру, которая бросается в атаку, не развернув предупреждающе свой капюшон и не пошипев для устрашения, Рёук медленно перекладывает сумку и притуляется рядом.
Аккуратно кладет раскрытую ладонь на плечо и надавливает, постепенно увеличивая силу, чтобы Кюхён почувствовал в конце концов прикосновение. Тот дергает плечом, сбрасывая чужую руку, тем самым давая понять, что заметил все телодвижения хёна. Рёука не так просто смутить; он подносит ладони прямо к носу Маннэ.
- Опять, - вздыхает Кюхён, отодвигая его руки от лица и начиная массировать.
Сначала сами ладони, потом переходит к фалангам, разгоняя кровь от кисти до самых ногтей. Втирает тепло в негнущиеся пальцы, попутно согревая свои.
- Рано что-то ты, - равнодушно диагностирует.
Рёук и сам знает, что рано. Опять и снова рано. У него всегда так перед выступлением, на котором нужно будет играть на рояле, но 5 ноября – это особый случай.
Старший замечает, что Кюхён мало-помалу расслабляется, возвращаясь из своего целлофанового мира. Вот исчезает неподвижность лицевых мышц, вот он начинает немного сутулиться, вот становится понятно, что свинцовый шар в его животе размером со вселенную уменьшился до кулака, а потом и до шарика из подшипника. Рёука переключает на другое соло Маннэ - «Если ты слышал», тоже китайское.
Кюхён заканчивает массаж и грубо прижимает расслабленные руки Рёука ему к лицу.
- Забирай и проваливай, хён.
Рё отсаживается в середину салона, надев перчатки, засовывает руки в карманы, чтобы сохранить с таким трудом доставшееся тепло, и десять минут дает себе на то, чтобы прокрутить пару раз в голове фортепьянную партию из их дуэта. «Первое чувство» - очень красивая и, в принципе, несложная песня. Но они долго репетировали еще тогда, в первый раз, чтобы эмоции пианиста и певца совпали. На Кюхёна трудно настроиться – он не слышит музыки, он слышит песню, которая звучит, нет, не у него внутри, а вокруг. Пока Рёук не понял этого, дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Но затем мир песни приобрел объем, ожил и на каждом концерте расширялся, накрывая с головой любое количество зрителей, проходя через стены, пересекая улицы, улочки и проспекты, выходя на орбиту.
Сверившись со своими внутренними часами, Рёук достает из кармана куртки блокнот с ручкой. Времени совсем мало, пока пальцы обратно не потеряют чувствительность. Поэтому он пишет впопыхах, неразборчиво, чередуя и смешивая в один сплошной поток ноты и строчки новой песни. Писать в движущейся машине не так-то просто. Когда черновик готов, он облегченно распрямляется и трет онемевшую шею.
Дорога от места, где проходил подаренный им троим лейблом двухдневный отдых, до Сеула неблизкая, теперь можно и поспать. Завтра с самого раннего утра надо будет превратить черновик песни в чистовик, днем – генеральный прогон послезавтрашнего концерта в честь пятилетия дебюта K.R.Y. Если потом задержаться на несколько часов, то можно успеть ее отрепетировать. Конечно, идеала ожидать не приходится, но и импровизация будет неплохим подарком для поклонников.
Все должно получиться, не зря же каждый из них столько лет заботился петь в унисон с остальными. Единственная проблема – он еще не знает, как назвать песню.
Автор: freak-trio
Бета: Глава Эстетов Быдлограда
Персонажи: Рёук, Йесон, Кюхён
Рейтин: G
Жанр/тип: джен
Размер: мини
Посвящение: с благодарностями и поздравлениями этим светлым, талантливым и работоспособным людям!
Рёук начинает греть пальцы еще за пару дней до.
Упаковав свою сумку, он вертится около Чонуна, помогая со сборами. Тот считает, что Рёук только мешается, потому что вытаскивать из его рюкзака засунутые туда комом шмотки и складывать их аккуратно – не помощь, а лишняя трата времени, которое уходит, как песок сквозь пальцы.
У Йесона еще ни разу перед концертом не было такого ощущения, что кто-то сильный и большой «наверху» перевернул стеклянку песочных часов с намеком «не успеешь – все пропало». Суетится Рёук, суетится Чонун, вещи прячутся по внезапным местам, отказываясь уезжать, что только добавляет нервозности и какой-то обреченности в воздух.
Полет над пропастью под звучащее в мыслях Рёука «Сердцебиение» останавливает зашедший в комнату Кюхён, резко переводя тему, как ни странно, на «7 лет любви».
Кюхён сегодня начинает рано. Обычно он только с утра перед выступлением отстраняется от окружения, словно обматывая себя пищевым полиэтиленом. До Сцены еще два дня, а он уже «в пленке» - глаза мутные, движения негнущиеся и заторможенные, все молчком.
Когда он такой, то всем с ним проще. Он берет сумку Рёука, сует ему в руки теплые кожаные перчатки и идет на выход. Перчатки пахнут кожей и дубильными веществами. Внутри натуральный мех, и Рё, натянув их, долго стоит, рассматривая и вертя туда-сюда: тыльная сторона - ладонь. За это время Йесон успевает собраться до конца, а руки у Рёука – взмокнуть.
Пока спускаются, младший с сожалением снимает подарок и прячет в карманы кожаной куртки, застегивая молнию на ней до упора. Воротник немного давит из-за намотанного внутри шарфа, но так не будет поддувать. Чонун как всегда нараспашку, щеголяя свитером из тонкой шерсти и чуть ли не подметая полы длинным белым шарфом. Рёук всегда завидует его способности выделять тепло в окружающую среду даже на улице на ветру в хороший минус. Он цепляет его под локоть, засовывая руки в его же карманы драпового пальто.
Рёук считает, что у хёна отличный вкус. А вот Кюхёну не мешало бы уже сменить свой красный дутый пуховик, из которого он не вылезает с ранней осени до поздней весны, на что-то более приемлемое. Но Кюхён сарказничает, что привлекать к себе внимание не намерен – яркий цвет и ширпотребный фасон прекрасно отвлекают от его лица, позволяя сливаться с толпой.
Спускаться с младшим на хвосте неудобно, но, во-первых, это всего лишь пара этажей, во-вторых, перед большими мероприятиями Чонун тоже меняется. Становится флегматичным, как еж, уже запасшийся перед холодами провизией на зиму и дожевывающий последнюю пойманную в этом сезоне полевку. Висящий на руке Рёук – не та помеха, которая может вывести его из этого состояния. Другое дело, что в этот раз он тоже рано. Эта осень горазда на ранние, неожиданные события. Вот и последняя ниточка с Хангёном оборвалась, вот и некому учить тонсэнов, как правильно вести себя на камеру. Тонсэны уже давно и сами профи в этом деле, но Хичхоль все равно разбирается в этом лучше. Как ни крути, такое – всегда рано и неожиданно.
До микроавтобуса по улице – пара шагов, но Рёук всегда на автомате застегивается на пороге, куда бы ни шел. А сейчас это и не лишнее – в салоне холодно. Он проходит мимо устроившегося ближе к водителю Кюхёна, рядом с которым на сиденье его сумка, и садится под бок Чонуна, забившегося в самый конец. Они еще не успевают тронуться, а младший уже заворачивает руки в его шарф и, умостив голову ему на плечо, пытается настроить себя на сон. Из головы не идет «Ангел», все вертясь и вертясь. Увязая на зубах так, что остается только ритм и мелодия, но слова застревают где-то на подкорке, не имея возможности пробиться в сознание. Рёук пугается как перед первым выходом на сцену – вдруг они не придут на язык и прямо перед тысячной аудиторией?
Чонун вздрагивает, словно мысли Рёука, пробивши висок, проникли под его кожу прямо через рукав пальто, свитера и майки. Или словно от этого виска по той же схеме разлился холод вечной мерзлоты.
- Это не первый и не последний концерт, Рё, - говорит он, не вынимая пуговицы наушников, через которые на полную громкость долбит «Чикагская ночь». - Далеко не последний.
Йесон сидит, откинувшись на подголовник и закрыв глаза, но на последних словах кивает, будто смотрит собеседнику в лицо. От движения голову Рёука легонько встряхивает, но этого словно хватает, чтобы калейдоскоп сложился в красивую картинку – «Ангел» сменяется «Хитом», который врывается в сознание, прихватив с собой и лирику.
Когда они выезжают за город, младший успевает уже настолько перекрутить шарф Йесона, что тот начинает задыхаться и отмахиваться, предлагая пойти уже поиздеваться над Кюхёном, «а то от тебя жарко, и хён спать хочет». Рёуку не хочется уходить с нагретого места, но напоминание о схлопнувшемся в себя Маннэ нажимает на нервные узлы совести, и та нетактично подталкивает колким пальцем под лопатку - «да-да, вали, проведай».
Убедившись, что у Йесона больше «не торчат изо рта мышиные хвостики», и он действительно дремлет, а не в анабиозе, Рёук перебирается через багаж к Кюхёну. Сначала садится напротив, осматривая Маннэ с головы до мысков начищенных туфлей. Ну вот, еще одна несуразица – кто обувает дорогие брендовые туфли под пуховик?
Трэк сменяется на китайское Кюхёновское соло «Новая бесконечная любовь». Понаблюдав некоторое время, Рё старается уловить, что его смущает в Маннэ. Потом понимает, что тот смотрит в окно на проносящиеся поля, не мигая. Боясь спровоцировать его на резкие движения, точно хитрую кобру, которая бросается в атаку, не развернув предупреждающе свой капюшон и не пошипев для устрашения, Рёук медленно перекладывает сумку и притуляется рядом.
Аккуратно кладет раскрытую ладонь на плечо и надавливает, постепенно увеличивая силу, чтобы Кюхён почувствовал в конце концов прикосновение. Тот дергает плечом, сбрасывая чужую руку, тем самым давая понять, что заметил все телодвижения хёна. Рёука не так просто смутить; он подносит ладони прямо к носу Маннэ.
- Опять, - вздыхает Кюхён, отодвигая его руки от лица и начиная массировать.
Сначала сами ладони, потом переходит к фалангам, разгоняя кровь от кисти до самых ногтей. Втирает тепло в негнущиеся пальцы, попутно согревая свои.
- Рано что-то ты, - равнодушно диагностирует.
Рёук и сам знает, что рано. Опять и снова рано. У него всегда так перед выступлением, на котором нужно будет играть на рояле, но 5 ноября – это особый случай.
Старший замечает, что Кюхён мало-помалу расслабляется, возвращаясь из своего целлофанового мира. Вот исчезает неподвижность лицевых мышц, вот он начинает немного сутулиться, вот становится понятно, что свинцовый шар в его животе размером со вселенную уменьшился до кулака, а потом и до шарика из подшипника. Рёука переключает на другое соло Маннэ - «Если ты слышал», тоже китайское.
Кюхён заканчивает массаж и грубо прижимает расслабленные руки Рёука ему к лицу.
- Забирай и проваливай, хён.
Рё отсаживается в середину салона, надев перчатки, засовывает руки в карманы, чтобы сохранить с таким трудом доставшееся тепло, и десять минут дает себе на то, чтобы прокрутить пару раз в голове фортепьянную партию из их дуэта. «Первое чувство» - очень красивая и, в принципе, несложная песня. Но они долго репетировали еще тогда, в первый раз, чтобы эмоции пианиста и певца совпали. На Кюхёна трудно настроиться – он не слышит музыки, он слышит песню, которая звучит, нет, не у него внутри, а вокруг. Пока Рёук не понял этого, дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Но затем мир песни приобрел объем, ожил и на каждом концерте расширялся, накрывая с головой любое количество зрителей, проходя через стены, пересекая улицы, улочки и проспекты, выходя на орбиту.
Сверившись со своими внутренними часами, Рёук достает из кармана куртки блокнот с ручкой. Времени совсем мало, пока пальцы обратно не потеряют чувствительность. Поэтому он пишет впопыхах, неразборчиво, чередуя и смешивая в один сплошной поток ноты и строчки новой песни. Писать в движущейся машине не так-то просто. Когда черновик готов, он облегченно распрямляется и трет онемевшую шею.
Дорога от места, где проходил подаренный им троим лейблом двухдневный отдых, до Сеула неблизкая, теперь можно и поспать. Завтра с самого раннего утра надо будет превратить черновик песни в чистовик, днем – генеральный прогон послезавтрашнего концерта в честь пятилетия дебюта K.R.Y. Если потом задержаться на несколько часов, то можно успеть ее отрепетировать. Конечно, идеала ожидать не приходится, но и импровизация будет неплохим подарком для поклонников.
Все должно получиться, не зря же каждый из них столько лет заботился петь в унисон с остальными. Единственная проблема – он еще не знает, как назвать песню.
@темы: Ryeowook, Kyuhyun, Yesung, G, fanfiction
-
-
05.11.2011 в 14:21-
-
05.11.2011 в 14:34-
-
05.11.2011 в 15:37-
-
05.11.2011 в 22:33